Пока мы спали, ты и я,
В саду листва шумела
И неба темные края
Сверкали то и дело.

Пока мы спали, у стола
Чудак с дремотой спорил,
Но спал я, спал, и ты спала,
И сон всех ямбов стоил.

Мы спали, спали, наравне
С любовью и бессмертьем
Давалось даром то во сне,
Что днем — сплошным усердьем.

Мы спали, спали, вопреки,
Наперекор, вникали
В узоры сна и завитки,
В детали, просто спали.

Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.
С доверчивостью птичьей.
И в беззащитности такой
Сходило к нам величье.

Всю ночь в наш сон ломился гром,
Всю ночь он ждал ответа:
Какое счастье — сон вдвоем,
Кто нам позволил это?

Что самая сладкая сладость на свете?
Сахар - могла я когда-то ответить,
Мед, мармелад, повидло, щербет.
Только теперь поняла я ответ!
Родного ребеночка запах макушки,
Что остается на нашей подушке
Пальчики нежные и ноготки,
Попка, коленки и локотки.
Что самая горькая горечь на свете?
Горчица - могла я когда-то ответить.
Редька и уксус, полынь и хинин.
Ну а теперь мой ответ лишь один.
Губки дрожащие, плачь на подходе
Вот от чего мое сердце заходит!
Самая горечь - родного ребенка
Полные слез и обиды глазенки.

***
Жаль, в моих смс-архивах программы нету,
Что стирала бы слой отмерший в режиме "авто".
Я читаю "ну я же рядом с тобой" - а это
Уже неправда.

Недействительные талоны; ущерб немыслим.
Информация неверна; показанья лживы.
Он писал мне "я тут умру без тебя", но мы с ним
Остались живы.

Я читаю: "Я буду после работы сразу
И останусь" - но не останется. Нестыковки.
Пусть указывают срок годности каждой фразы
На упаковке.

Истечет ведь куда быстрее, чем им поверишь.
И за это им даже, в общем-то, не предъявишь.
Сколько нужно, чтоб написать их? Минуты две лишь
И десять клавиш.

Сколько нужно, чтоб обезвредить их, словно мину
У себя в голове?.. Сапер извлечет из почвы
Как из почты, и перережет, как пуповину
Проводочек: "Эй, половина.
Спокойной ночи".

Крестик
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.

Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.

***
Чуши не пороть.
Пораскованней.
- Дорогой Господь!
Дай такого мне,

Чтобы был свиреп,
Был как небоскреб,
Чтобы в горле рэп,
А во взгляде стеб,

Чтоб слепил глаза,
Будто жестяной;
Чтоб за ним как за
Каменной стеной;

Туже чтоб ремней,
Крепче, чем броня:
Чтобы был умней
И сильней меня;

Чтобы поддержал,
Если я без сил,
Чтобы не брюзжал,
Чтобы не бесил,

Чтобы был холен,
Чтобы был упрям,
Чтоб «У этой вон –
Идеальный прям!»

Чтобы, пыль вокруг
Каблуком клубя,
Он пришел и вдруг –
«Я люблю тебя».

***
Надо было поостеречься.
Надо было предвидеть сбой.
Просто Отче хотел развлечься
И проверить меня тобой.
Я ждала от Него подвоха –
Он решил не терять ни дня.
Что же, бинго. Мне правда плохо.
Он опять обыграл меня.
От тебя так тепло и тесно…
Так усмешка твоя горька…
Бог играет всегда нечестно.
Бог играет наверняка.
Он блефует. Он не смеется.
Он продумывает ходы.
Вот поэтому медью солнце
Заливает твои следы,
Вот поэтому взгляд твой жаден
И дыхание – как прибой.
Ты же знаешь, Он беспощаден.
Он расплавит меня тобой.
Он разъест меня черной сажей
Злых волос твоих, злых ресниц.
Он, наверно, заставит даже
Умолять Его, падать ниц –
И распнет ведь. Не на Голгофе.
Ты – быстрее меня убьешь.
Я зайду к тебе выпить кофе.
И умру
У твоих
Подошв.
***
А этот мой самый любимый, разрывной.

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;
его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания.
Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно.
Даже больше, осознавая свое бесправие.
Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.
Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба.
Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод.
А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.
Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».
Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота
– остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

***

Ты просишь:
- Можно я поживу у него пока?
Надеясь:
- Можно я поживу с ним?
Глотая:
- Можно я поживу в нем?...

***
Он приходит, когда у тебя потолок заплёван,
Он приходит, когда ты готова убить любого!
Кто напомнит тебе о времени года/суток
Он приходит, когда забываешь как бьют посуду!

Потому что в твоих стаканах утихли бури,
Он всегда не в себе, он смеётся и много курит...
Он слегка утомлён бесконечными after-party,
И глаза у него такие что можно спятить!

Он приходит, и ты забываешь про сон и пищу,
Он не ищет любви, он давно ничего не ищет!
Он садится напротив, гитару берёт и разом
Твоя жизнь накрывается медным гремучим тазом!!

Это мальчик - «п**ец», это мальчик - «сушите-вёсла»,
Это мальчик - «плевать-я-хотел-что-случится-после»!
Это мальчик - «сегодня-здесь-завтра-в-Амстердаме»,
Это мальчик - «шизофрения-не-за-горами»!!!

У него то пожар, то потоп, то медные трубы,
Он бывает пронзительно нежным, но чаще грубым,
Он молчит, запивает твои откровенья чаем,
Выгибается раненым тигром когда кончает!!!

Он целует твою ладонь, говорит: "Спасибо!"
Ты встаёшь на дыбы, ты как будто висишь на дыбе!
Он уходит, и ты сползаешь по стенке на пол,
Опрокинув стаканчик ядрёных сердечных капель!!!

Он уходит, и ты понимаешь, что это финиш,
Собираешь себя по частям и опять половинишь,
Четвертуешь, рыдаешь, роняешь себя с балкона,
Каменеешь у зеркала, как Медуза Горгона!!!

Это мальчик - «привет», это мальчик - «какая-жалость»,
Это мальчик - «я-не-припомню-где-мы-встречались?»,
Это мальчик - «таких-не-любят-таких-стреляют»,
Это мальчик - «п***ец»
Ты жива ещё???
Поздравляю...

На самом деле мне нравилась только ты, мой идеал и мое мерило. Во всех моих женщинах были твои черты, и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям, летаешь между Орсе и Прадо, - я, можно сказать, собрал тебя по частям. Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине, третья умеет все принимать как данность. Одна не чает души в себе, другая - во мне (вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь, другая вечно ключи теряет, а что я ни разу не мог в одно все это собрать - так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты допустила меня раза три через все препоны, - осталась тут, воплотившись во все живые цветы и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать, подачки сам себе предлагая. А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать? Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.

Отличное стихотворение. А тут оно в исполнении Веры Полозковой. Посмотрите. Лично я его воспринимаю именно в ее интерпретации.

как он чиркнет тебе ладонью по ватерлинии — будет брешь
за секунду, как ты успеешь сказать «не трожь»,
и такой проймет тебя ужас, такая пронижет дрожь,
что руки не отнимешь и права не отберешь,
только и решишь обреченно: как же ты, черт, хорош,
как ты дышишь и говоришь,
как самозабвенно врешь,
ну чего уж, режь.

как ты выбираешь смиреннейшую из ниш,
неподъемнейшую из нош,
как ты месяцами потом не пишешь и не звонишь,
только пальцами веки мнешь,
как они говорят тебе по-отечески: ну, малыш,
перестань, понятно же, что не наш.
каждое их слово вонзается рядом с ухом твоим, как нож.

эй, таких, как ты, у него четыреста с лишним душ.
двадцать семь, больше двадцати ни за что не дашь.
носит маечки с вечных лондонских распродаж,
говорит у подъезда: «ты со мной не пойдешь».
только вот ты так на него глядишь,
что уж если не здесь, то где ж,
если не сейчас, о господи, то когда ж.

***
Вот был город как город, а стал затопленный батискаф,
Словно все тебя бросили, так и не разыскав,
Пожила, а теперь висишь как пустой рукав
У калеки-мальчика в переходе.

Да никто к тебе не приедет, себе не лги.
У него поезд в Бруклин, а у тебя долги,
И пальцы дрожат застегивать сапоги
Хоть и неясно, с чего бы вроде.

Дело не в нем, это вечный твой дефицит тепла,
Стоит обнять, как пошла-поехала-поплыла,
Только он же скала, у него поважней дела,
Чем с тобой тетешкаться, лупоглазой;

То была ведь огнеупорная, как графит,
А теперь врубили внутри огромный такой софит,
И нутро просвечивает нелепо, и кровь кипит,
Словно Кто-то вот-вот ворвется и возопит:
«Эй, ты что тут разлегся, Лазарь?..»

Полно, деточка, не ломай о него ногтей.
Поживи для себя, поправься, разбогатей,
А потом найди себе там кого-нибудь без затей,
Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,
А как все это вспомнишь – сплевывать и креститься.

Мол, был месяц, когда вломило под тыщу вольт,
Такой мальчик был серафический, чайльд-гарольд,
Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,
Чтоб когда он приедет,
было чем
угоститься.

мне нравится с ней:
— взахлёб какой-то нелепый спор
— переходить альпы и переплывать босфор
— обедать, ужинать, завтракать = просто есть
— шёпотом едким болтать про чужих невест
— кататься по городу, чайников матеря
— осознавать, что уже одиннадцатое октября
— кофе варить с поцелуями пополам
— на антресоли сваливать какой-то ненужный хлам
— обсуждать военные действия плана бэ
— делать горячие бутерброды и канапе
— в кинотеатрах смущать и охрану, и темноту
— слизывать кровь, размазанную по рту
— хлопать дверью (от ревности) и в ладоши (от сча)
— делать зарубки ножом на обоих плечах
— играть в дурака, но проигрывать каждый раз
— пить: чаще — бароло и кьянти, реже — шираз
— шипеть друг на друга, как змеи, тайком от всех
— малину искать в разбухшем за ночь овсе
— читать порносказки, которые я пишу
— считать, что лучше тормоза, чем парашют,
никто пока (даже ангелы) не сочинил
— машинку стиральную то ломать, то чинить
— заставлять её надевать: очки и кольцо
— смотреть в окошко = видеть то снег, то сон
— читать: афиша, афиша-еда и афиша-мир
— в самолётах рот ей крепче сжимать: «не шуми…»
— знакомиться с теми, кто «был до неё с тобой»
— носить погоны *бабник* и *пиздобол*…

— любить её так, что сердце крошится в хлам
— да! кофе? варить!
с поцелуями.
пополам.

Автор: Саша Бес

Если зима вдруг приходится на июль,
Если проснулся в кровати, но весь в снегу,
Губы мгновенно замерзли на слове «лю…»
Значит, солгу тебе правду. Опять солгу.

Я расскажу, что ты принц из другой страны.
Я промолчу, что страны твоей больше нет.
Той, где под солнцем и звездами все равны,
Той, по которой ты плакал сейчас во сне.

Я расскажу, что глаза у тебя в отца.
Я промолчу, что он был от рожденья слеп,
Помня его волевые черты лица,
Теплые руки, дающие теплый хлеб.

Я расскажу про родную твою сестру.
Смуглую девочку, шуструю как лиса.
Я промолчу, как тащили ее к костру.
Богу Дождя не хотелось ее спасать.

В доме натоплено. Ночь и горит камин.
Ты улыбаешься, веря моим словам.
А за окном, осыпаясь, цветет жасмин
А под окном, зеленея, растет трава.

Ты засыпаешь и видишь свои снега.
Я научу, и ты сможешь сказать «люблю»
Знаешь, как трудно бывает тебе солгать
Если зима вдруг приходится на июль?